Несколько человек не сговариваясь написали о детском саде. Всякое разное. Я вот подумала, подумала и решила тоже написать.
Я ходила в два сада. О первом не помню ничего. Хотя какие-то смутные воспоминания про разноцветный забор пробиваются. О том, что я была в каком-то еще саду, кроме того, который помню хорошо, мне рассказала мама. Есть так же документальное подтверждение в виде фотокарточки перепуганной меня в костюме снежинки и тогда еще розового мишки, который сейчас в лучшем случае серый и без глаза.
Этот первый сад был на Борщаговке. Туда меня устроила бабушка, папина мама, она много куда меня устраивала: и к зубному, и к окулисту, в дом пионеров вот только не получилось. Судя по фотографии это были ясли, и я, и остальные - совсем малявки. У нас на Корчеватом мама никак не могла меня устроить, до тех пор пока ей не сказали, что с пустыми-то руками ходить бессмысленно, надо принести что-то. И мама в конце концов принесла, вот только не помню что, чего-то много и чего бабушка передала (на этот раз мамина мама).
Второй и основной мой сад был совсем рядом, иногда я даже приходила туда сама. Сейчас в его здании поликлиника и выглядит оно куда лучше, чем раньше. Забирать же меня кто только не забирал. Однажды даже друг моего дяди из ГДР приходил, а дети от него шарахались и кричали: "Немец, немец!". А один раз меня забрал папа, во время дневного сна и мы не пошли домой, а поехали на КамАзе с его другом к бабушке. Это было очень здорово.
Почему-то в этом саду было принято каждый год переводить детей в разные помещения и менять им воспитательниц и няню. Может быть поэтому я почти ни одну из них и не помню. Помню только одну молодую, самую злую. Вся ее злобность заключалась в том, что когда мы много орали и носились по группе, она велела нам идти на ковер и собирать с него все соринки до единой. В полной тишине.
еще многоВ тихий час мы спали на двухярусных кроватях, которые раскладывались из специальных шкафов. В подготовительной группе у нас были обычные кровати в отдельной комнате. Там спали одновременно дети из обеих подготовительных групп. А когда мы там не спали, это комната для утренников и музыкальных занятий. Иногда почему-то кроватей не хватало и некоторые спали на раскладушках.
У нас были игрушки, чтобы играть и хорошие игрушки, которые нельзя было трогать. Когда я выпустилась из садика то в порыве попросила маму отнести почти все мои игрушки в садик. Мама собрала их в огромный мешок и отнесла. Я потом не один раз жалела, но было поздно. Мама предлагала мне сходить и забрать, но это нужно было сделать самой, без мамы, а я боялась.
Во дворе сада был бассейн, туда летом наливали воду и мы там плескались. На улице мы обязательно делали зарядку, в любое время года. Если шел дождь, играли на веранде. На площадках у нас были лестницы с круглыми дырками, лестницы-жирафы, горки-слоны и крокодилы-бревна. Мы часто перелезали через забор садика в выходные и гуляли там. Хотя мне казалось, что делать этого нельзя и одна я никогда туда не ходила.
Подготовительные группы находились вообще в отдельном здании, между двумя общагами и общажной баней. А перед этим зданием был сад, где я лазила по деревьям, съела безумное количество зеленых яблок, играла под ветвями ивы в "домик". И где меня впервые угостили крашеным яйцом и странным сладким хлебом присыпанным цветными крошками, тогда я узнала, что есть оказывается какой-то непонятный и неизвестный мне праздник - Пасха.
У меня было трое друзей: две девочки и один мальчик. Мы часто играли вместе, будто я мама, он папа, а остальные девочки - наши дочки. Мальчик этот даже собирался на мне жениться. Но мы пошли в разные школы, его родителям дали квартиру, как и родителям девочек и после садика никого из них я больше не видела.
У нас в группе было пять Юль, это было немного обидно. И я была очень рада в школе, что в моем классе никаких других Юль нет.
В старшей группе я начала носить очки. И меня стали дразнить очкариком. Иногда я плакала из-за этого в туалете.
В садике нас кормили вполне сносно, по моим воспоминаниям, хотя мама говорит, что однажды меня из садика увезла скорая и мне промывали желудок. Всегда-всегда, если на первое был борщ, то на второе были вареники с мясом. И борщ и вареники я очень любила. Еще там были очень вкусное рагу и зразы. Я никогда не ела селедку и меняла ее на кружок масла, который клала между двумя половинками куска хлеба и потом ела с чаем.
В подготовительной группе мы ходили тренироваться в какое-то странное, будто надутое здание. А потом ездили на какую-то межсадиковскую олимпиаду. Мы заняли третье место и нам дали утешительные призы: кому краски, а кому фломастеры. Мне достались фломастеры и я очень расстроилась, а меняться со мной никто не захотел (фломастеров было всего четыре, а красок - двенадцать, а и фломастеры были неважные, больше для письма, чем для рисования).
Однажды один мальчик сунул мне в волосы пластилин, я расплакалась. Мальчик, с которым я дружила, стукнул того мальчика и запер в шкафчике. Нас всех поставили в угол. А мне еще и выстригли все испачканные пластилином волосы.
Я рано научилась читать, мои друзья тоже читали и иногда воспитательница давала нам книгу для чтения вслух и оставляла на нас группу.
Как-то моя мама привезла из Москвы чемоданчик с разной одеждой для стандартной тридцатисантиметровой куклы. Я притащила этот чемоданчик в садик и осталась всего с тремя вещами - шубкой, шапкой и халатиком. Мама очень расстроилась. А еще я как-то поменяла сумочку на фантик. Не помню сильно ли меня ругала мама, но припоминала этот дивный обмен очень долго.
Мне очень хотелось в школу, но в первом классе мне часто хотелось обратно в садик. Наверное, не так все и плохо было. Во всяком случае ничего особенно плохого я не запомнила.